Города и веси
Слово город разделяет судьбу многих других слов, обращающихся - одновременно - и в повседневной жизни, и в различных областях практической деятельности (например, в науке, архитектуре, экономике) и к тому же в мировоззренческо-философской области. Соответственно, за словом город прячутся много разных семиотических и логических функций.
В частности, оно используется:
- как нагруженный пространственным смыслом образ / понятие (метаметафора), стягивающая на себя разные смыслы концепта "город", относящиеся к различным полям практики (функция компликации);
- как фигура социологического воображения, снимающая в себе (и заодно маскирующая) целый ряд других социологических концептов (таких, например, как средний класс, инновационая арена, индустриализация и т.д.), принимаемых вместе с употреблением слова "город" (функция концептульно-фигуративной ассимиляции);
- как схема ценностного сознавания, подразумевающего наличие в городе и городском образе жизни специфических ценностей, которые, вместе с ассимилированными концептами приниматся за подлинные (функция аксиологической аккумуляции).
Когда эти три функции работают вместе, взаимно усиливая друг друга, реализуется очень сильный и плохо рефлектируемый эффект: ассимилированные в мета-метафоре-схеме-фигуре города концепты начинают некритически применяться во всех комплицированных полях практики и принимаются за истинные понятия и оправданные ценности.
Если же при этом мы подвергаем их логической и аксиологической рационализации, то приобретаем сильное по видимости идеологическое оружие, но ничуть не проясняем источников своих городских интуиций и не совершаем подлинного самоопределения в отношении к онтологической реальности города и его проектно-экзистенциальой прагматике .
Одним из главных подвохов некритических игр с городом в нынешнем российском проектно-управленческом контексте является методологическая и ценностная деструкция русской пространственно-поселенческой истории (русской экистемы).
Утверждения о "растянутой городской революции", отсутствующих буржуазии (как синониме среднего класса) или рабочего класса - что это, как не артефакт европоцентризма, методологически не-от-рефлектированого наложения одной истории / экистики на другую?
Попытка же извлечь из этого наложения "историческое требование к процессу становления и формирования городов" - это уже действие в духе "основополагающего" труда В.И.Ленина "О развитии капитализма в России". Мол, раз нет рабочего класса - надо совершить социалистическую революцию и создать его. Что и как из этого получилось - хорошо известно.
Еще раз аналогичный эффект внешней псевдонормировки мы пережили, приняв в качестве "исторического требования" концепцию модернизации. Не то же ли самое ждет нас и с концепциями устойчивого развития и человеческого потенциала?
В связи со сказанным еще и еще раз спрашиваю себя: какой смысл в упражнениях В.Глазычева с заменой слова город на слово посад, если городами назывались и Киев, и Новгород, и Владимир еще в Киевской Руси?
Важно также, что распространенные представления об урбанизации сложились в индустриальную эпоху. И поэтому ровно в той мере, в какой справедливы суждения о том, что мы вступили в постиндустриальный период истории, можно сказать что это - постурбанистический период.
Отсюда - переосмысление всех составляющих концепции урбанизации. Оно основано на том, что цивилизационные стандарты образа жизни, сформировавшиеся в "особо крупных" городах, априори распространяются на все типы поселений. И распространяются не только в виде концептуальных и проектных намерений, но и в реальном "продвижении" этих стандартов в любые точки глобальной постиндустриальной ойкумены - посредством механизма сервилизации образа жизни (и сопутствующих ему социальных и информационных технологий) .
Кстати, в используемом П. Щедровицким понятии / образе города не так много места для "миропорядковой", гео- и хронополитической и / или этнополитической проблематики.
Вопросы О.Алексеева - "Удастся ли русскому народу удержать территорию государства (не лучше ли сказать страны? - О.Г.) без сильных городов" и "сдерживать процессы захвата его территории инородцами" (кстати сказать, не только стихийные, но и прямо планируемые претендентами на "внешнее управление Россией - О.Г.) - это вопросы вовсе не из либерально-модернизационного угла зрения.
Наконец, моё чувство справедливости и правдоподобия протестует против того, чтобы связывать судьбу страны и народа преимущественно с судьбой "элитных сортов россиян", проживающих в "столицах" и крупных городах.
Раскулачивание, т.е. ликвидация крестьянства, снос "неперспективных" деревень, разрушение сельского уклада жизни (русской крестьянской цивилизации) - это главное непризнанное, нераскаянное преступлении советского режима. Продолжать думать только о городе не значит ли разделять, - пусть только в уме - ответственность за этот "структурный геноцид"?
Мне кажется, что можно было бы вскрыть расхожий образ / понятие города, разнеся на разные экраны пространственно-поселенческие, социологические и цивилизационно-исторические городские реальности, раздельно объективировав их.
Кстати, это позволило бы более критически отнестись к извлеченным - по вскрытии - латентным урбемам (урбанистическим концептам, произведя их методологическое переформатирвание. А после этого заново решить, что из полученного проблемно-концептуального поля оставить за городом, а что закрепить за другими понятиями. Например, системами расселения / обитания и процессом пространственного развития.
ОлеГенисаретский
Меликес, 1998
|
