Будущее религий

Существует и существовало раньше достаточное количество симптомов, свидетельствующих о судьбе религий. Я буду говорить не о религиозном чувстве и не о духовном пути, а о тех формах, которые прежде и сейчас волнуют человеческий разум. По моему убеждению, в будущем конкретный религиозный ритуал претерпит существенные изменения. Эти изменения будут носить вовсе не экуменический характер. Экуменизм будет переходной формой на пути компромиссов и договоров между различными религиями.

Начну я с напоминаний и разъяснений.

Существуют некоторые обстоятельства, свидетельствующие о смерти субъекта в религии. Об этом впервые сказал Ницше: "Бог умер". Фуко при восторженном рукоплескании Делеза (в его книге о Фуко) подтвердили, что и Человек умер. Слова Ницше и Фуко нельзя понимать буквально. Речь идет о появлении новых составляющих, другой стал Бог, иным стал Человек. Ролан Барт принес весть о смерти Автора:

"Тем самым литература (отныне правильнее было бы говорить письмо), отказываясь признавать за текстом (и за всем миром как текстом) какую-либо "тайну", то есть окончательный смысл, открывает свободу контртеологической, революционной по сути своей деятельности, так как не останавливать течение смысла – значит, в конечном счете, отвергнуть самого Бога и все его ипостаси – рациональный порядок, науку, закон" [Ролан Барт, Смерть автора // Ролан Барт, Избранные работы. Семиотика. Поэтика, М., 1994, С. 390].

Весть Барта о смерти Автора на самом деле деавторизует культурное наследие. Деавторизованная культура из вторичной моделирующей системы приобретает статус первичной (квазиматериальной, никем не созданной) реальности — по поводу которой возможна новая рефлексия. Следовательно, культура повышается в статусе. Она уходит от ранее заданной линейности, обретая неведанную ранее объемность, где нет места Автору. Остается читатель-творец, читатель, наново пересматривающий все культурное наследие.

О чем говорит Барт: Автора нет. Поскольку мы должны прислушиваться к его голосу и интонациям. Текст должен прочитываться в коннотативной связи его значимых элементов со многими другими текстами. Потому значимый элемент текста указывается вовсе не Автором, а читателем. Читатель ведет текст, именно он формулирует его дискурсивную природу. Вот что значит объемный текст. Автор умирает, торжествует читатель.

Эта логика рассуждений приводит нас к неожиданному и парадоксальному суждению. Храм умер. Иные составляющие силы репрезентируют нам Бога и Человека, другим становится и Храм. Прежний Храм как идея умирает и на его место должен стать другой Храм.

Ницше и Фуко, заговорив о смерти Бога и человека, перешли заповеданную границу философии. Они открыли шлюзы к суждениям не просто философии религии и антропологии, а к генезису взаимоотношений между Богом и Человеком. Посему проблема Храма, удостоверяющего эту встречу, не может быть никак обойдена. Храм остается таковым только при условии сохранения своих позиций и Богом, и Человеком. Когда же указывается на симптомы разрушения прежних отношений, мы обязаны проследить за состоянием третьей составляющей – Храмом.

Глядя с этих позиций, можно утверждать, что и Храм умер. Он не разрушен, не сожжен, не стерт с лица земли. Просто иным стал Бог, изменился Человек, следовательно, необходим и новый Храм. Умер старый Храм, только еще строится новый. То, что предлагают масоны и теософы, не стало Храмом универсальным, всечеловеческим. Быть может, лишь Храм бехаистов носит отчетливые универсальные черты, обнимая собой, принимая в себя и христиан, и мусульман, и буддистов, и иудеев, и всех, кто захочет в него войти с миром и любовью к Богу. Бог не может быть чьим то, для того, чтобы Он был Богом христиан или иудеев (Богом евреев), вводится культ, институт священников и т.д. Впрочем, Ницше и возражал против гегемонии иереев и рабской психологии. Он ждал появления иных условий во имя появления новых ценностей. Старые ценности настолько устарели, что они перестали быть адекватными современному состоянию Бытия. Изменилось Бытие, т. е. изменились составляющие его силы, что не может не найти своего отклика в форме и содержании религиозного опыта.

Но, когда снимаются условности культа и иереев, то и Бог становится другим, и Человек смотрит на мир иначе. Соответственно, Храм должен измениться. Вот, что означает Бог умер, Человек умер, Храм умер. Но сказанное – лишь декларация и указание на симптомы, проблема намного глубже, чем может показаться.

Речь должна идти даже о преодолении и бехаизма или ему подобных квазирелигиозных общин. На повестке дня будущего стоит превращение храмов в музеи и театры. И что же в таком случае остается религии?

В Индии Храм возник из театра. Игровое, театральное начало сакрализовалось, актеры стали священниками Храма. В Константинополе, Дамаске и Багдаде теологи были обеспокоены превращением храмовой службы в театральное действо с очевидными его элементами. Начиная с 18 века в Европе стали замечать тенденцию архитектурного оформления музеев и театров в виде храмов. Более того, архитектура барокко начинает напоминать нечто от театра. Скульптурность барочных архитектурных форм, антропоморфизация архитектурной формы, безусловно, должна быть связана с театральным началом. Стилистически это напоминает индийскую скульптурную архитектуру и театральное начало.

Религиозный культ вслед за переменами в области философии и собственно религиозных воззрений должен измениться. Религиозному радикализму будет положен конец. На смену ему придет осознание универсальных ценностей религиозного знания. Этот этап кажется утопией, но эта утопия лежит в основе интеллектуального религиозного знания – мистицизма, как внутреннего измерения любой вероисповедной доктрины.

Следовательно, мы должны ждать проявления внутренних качеств, утопленных в теле религий, а потому и тайных. Содержание и технические процедуры позитивных мистических учений займут место канонических обрядовых форм. Давно пришла пора выработки универсалий.

Не религии исчезнут, а универсальное религиозное знание предельно приближенное к философскому и естественно-научному знанию будет все более и более занимать умы просвещенных людей.

Религиозный опыт последует вслед за опытом политическим, философским, правовым. Быть может опыт русского Серебренного Века окажется слишком ранним для своей эпохи и сослужит хорошую службу веку грядущему.