О драматургии

— На какой же почве он скуксился?

— На нашей — на детской!

(детская скакалка)

 

Драматургический постав: взгляд из точки возврата

В  первой их «Четырех записок о мемориальном театре Достоевского», написанных в ответ Е.Л.Шифферсу,  говорилось, что назначение театра:

- разыскивать, изъясненять и поверять жизнесообразность различных общений и общностей, 

-  тех, что не стали еще признаными, но предлагаются нам как замысел о нашей жизни,

-  при том что архаический и классический театр опирались  на заведомый антропологический синтез культуры,

- тогда как современный занят антропологическим синтезом  в ходе экспериментально-проектного поиска).

Отсюда двойственная задача: вскрывать заведомые (бессознательные) пути общения, демонстрируя  и демистификация их, с одной стороны, и отыскивая их ведомые, сознаваемые начала, сообщительность по которым способна стать жизнесообразной, с другой, [1].

Да, повторю я теперь, жизнесообразность, жизнеспособность, — но не  только отношений, к числу которых относится сообщительность, не только жизнеположений и жизнедействий, но в первых очередь  - живых лиц и живых событий.

Драматургия —  это постав(ка), постановка отношений, развернутых:

- между требовательностью ритуала (нормой) и возможениями игры (ценностью);

- между заботливостью труда и забавами творчества.

 

Отношение трансперсональности

Драматургия по умолчанию отсылает к тому, что С. Кургинян  назвал однажды историческо—игровым континуумом [2].

По этой же схеме могут быть пущены в оборот концепты ритуально-игрового и ритуально-исторического континуумов (цельностей).

Тем самым драматургия утверждалась бы не столько как практика создания и сценической реализации драматических произведений, сколько как синэнегийная событийно-решительная цельность, внутри которой развивается своя  особая гносеология, формируется своя особая генеалогия и аксипрактика.

Вы чувствуете вкус рефлексивности в конструкции «мира миров»? Тогда признайте, что драматургические миры — это взаимозазеркаленные, взаимо побуждающие (коинициатические) многообразия личных и межличностных миров.

Сказав так, мы уже представили себе отношение трансперсональности драматургического и драматического измерений театра и их взаимную трансгрессивность.

А тем самым признали и то, что драматургическая рефлексивность — это рефлексивность трансперсональных друг к другу миров.

 

Театральная юрисдикция

Только тут и пока только чуть-чуть приоткрывается та своеобразная относительность (реляционность), - событийность, связанность и сообщительность, - тех отношений, что постоянно упоминаются в рамках права и его правоприменительных или правопонимательных практик.

Эти отношения чаще всего безоглядно называют социальными, политическими, культурными и т. п., совершая вопиющую онтологическую подмену:  ибо тем самым сразу же отрезают нас от вопроса об их персональной/трансперсональной природе.

Во «время оно» еще помнили о близости суда, рынка и театра, сценичности театральной и сценичности литургической . Нам не раз приходилось встречать упоминания о синхронности развития в Новое время театра, с его единством времени,  места и действия,  и национальной государственности.  Об усиленной ритуальной отмеченности суда хорошо осведомлены мы и сегодня.

А разве нынешняя глобалистика — это не драматургия единой планетарной сцены?

А «малый театр» саммитов Восьмерки (G8) и "большой театр" ООН (UN) так уж далеки от повадок постмодернистской театральности (с её усиленной драматургической акцентуацией)?

Драматический постав

Снова засветилось  казалось бы стершееся навсегда различение лирической, драматической и эпической поэзии.

Вот только на месте лирического «Я»  оказался куда как не лирический «субъект»,  «агент» или «человек с улицы повседневности», а место драматической самости в "драме без героя" и вовсе обернулось мерзостью запустения. 

Я пишу эти заметки в процессе размышлений о драматическом поставе  Е. Шифферса — поставе заведомо постхайдеггеревском, и  постпоэтическом, каков он хотя бы уже потому, что укореняем автором в азиатском, "шамбалическом", а не европейско-средиземноморском измерении нашей евразийскости.

О поставе, что разворачивается  на фоне постмодернистского корпоративного эпоса.

Не в том ли была пошлость  хваленого постмодернизма, что в  нем по умолчанию предполагается, что modernity, исторически предшествовавшее postmodernity, — это обезличенный, выросший в среде позитивизма авангард массового корпоративно—индустриального общества. Авангард, уже  к тому времени сожравший опыт романтического возрождения предкапиталистической личностности/почвенности!

 

Авангард сценически на службе политического

За прозаическими фантазмами бр. Стругатских, сопряженность коих со стратегическическим политпланированием проявлена петербургским клубом «Странник», остались почти  не замеченными «театры особого назначения» Любимова, Гельмана… и того же Кургиняна. Ныне это стало чуть заметнее  после того, как роль «первичных сцен», форматирующих  массовое сознание, от кино перешла к TV и тем самым еще более удалилось от «театра как такового»?

Знаете почему на канале «Культура» нет рекламы? Потому что ее роль выполняют  культурно—политические шоу г-на Швыдкова, дополняющие многочисленные  интервент—шоу СТС и яйценосный сатиризм «Аншлага».

Театральная антропология 

На театре особенно очевидно, что лицо — не маска (как постоянство выражения) и даже не внутреннего цельность облика, а прежде всего — событие!

Да и выражение лица — только в театральном букваре суть маска, а в сценическом воплощении  конечно же — событие.

Но вот что тут еще существенно: рефлексивность  ритуально-драматических, личностно-межличностных миров, возвращающая человека к самому себе, к доступной ему человечности, осуществима лишь в принятии исполнительского (т.е. актерского) характера театрального искусства. То есть — в рецитации фигур человечности, в «представлении» их нашему искательному взором.

Может быть это отчасти оправдывает инициативу postmodernity, поскольку оно — насквозь цитатно, а это как раз и есть следствие его инициатического, предначинательного характера.

Ибо ссылки и сноски —  начинательны, что вполне отвечает проектности современной культуры!

 

---

[1] Четыре отклика на замысел о Мемориальном театре им Достоевского // Упражнения в сути дела. М., 1993 [ http://prometa.ru/olegen/publications/89 ].

[2] Континуумом, то есть цельностью, наделенной качествами непрерывности и непрестанности, пространственной и событийной сообщительности. Для последующих целей модального истолкования можно именовать континуумы «мирами». И не просто отсылает «по умолчанию»,  а прямо—таки  — к умолчаниям, а потому и к предпониманиям, к предведениям (то есть и «как» отсылает и «к чему» отсылает). В этой схеме предикат «исторический» представительствует за поле не только исторических, но и культурных, общественных, политических и пр. смыслов, а предикаты «ритуальный» и «игровой» — за поле, очерченное в четверочине «творчество—игра—обряд—работа».