1.1. Довольно часто слово развитие употребляется «по очевидности», но не «по оговоренному согласию». Мы полагаем так происходит потому, что для корпоративно предпринимательства и корпоративной культуры развитие – важный элемент институциональной риторики, своего рода социально-профессиональная самоценность.
1.2. Это мало обязательное словоупотребление закрепилось в менеджерском лексиконе в также в форме управления развитием, устойчивого развития и стратегия развития.
У инициаторов Форума «Стратегии регионального развития» (Казань 2003) было сказано: «мы исходим из убеждения, что в работе со стратегиями следует руководствоваться опережающим и расширенным пониманием развития, ориентированным не только на экономический рост, повышение конкурентоспособности или модернизацию инфраструктур, но также и на управленческое освоение новых – социальных и гуманитарных (как теперь выражаются нематериальных) –ресурсов и стратегий развития».
2. Но стоит только выйти за пределы (модной) риторики социальной ответственности, как благопожелание об участии России в мировом развитии наталкиваются на фактическое сопротивление делового сообщества: сначала и прежде всего успех в основной деятельности – освоение новых рынков, конкурентные преимущества и (и в конце концов, прибыль), а уж потом…
3. Несовпадение целеполаганий по отношению к основной деятельности и социальной политике дорастает до острого противоречия на фоне практики GR (которое я склонен трактовать как формирование в обществе единого управленческого пространства, в котором происходит процесс конверсии разных видов управленческой деятельности: в производственной, финансовой, политической, гражданской, государственной и других областях).
На эту противоречивость были вынуждены обратить внимание авторы Доклада Национального разведывательного совета США «Контуры мирового будущего», в часть 3 которого «Новые вызовы государственности» включены разделы «Управление под давлением высоких технологий», «Политики идентичности», часть 4 посвящена множеству факторов «Всеобъемлющей ненадежности».
Не говорит ли это о том, что – показного оптимизма менеджерского сообщества - кризис «национального и международного управления» стал еще одни вызовом будущему?
4. В последние два-три года государственная власть, формируя новый вариант управляемой демократии, стремится переключить общественное внимание – преимущественно - на формирование институтов гражданского общества (и парламентско-партийной системы государственного управления). На фоне «замедления темпов демократизации» в мире, как сказано в том же Докладе, упование на сверхэффективность «общественных палат», «приемных» и пр. мне представляются чрезмерно аиотажным.
При этом невоспрошенными и незадействованными по-прежнему остаются внутренние резервы стратегий корпоративного управления (и корпоративной культуры), их способность энергично генерировать новые формы социальности, социальной ответственности и доверия.
Однако спрашивается, где то место в деловом мире, где те коммуникативные площадки, на которых мог бы начаться новый круг отстраивания моделей корпоративного развития, интегрированного с региональным и социальным?
5. Мир корпоративного предпринимательства:
- проективен, не в пример структурам государственного управления наделен способностью к повышенной проектной готовности к развитию, и в то же самое время юридически технологичен (развивая свои системы международных стандартов);
- участвует в интенсивной гонке за новыми технологическими инструментами и профессиональными компетенциями управления;
- системно ликвиден, мобилен (подвижен),;
- в принципе социально креативен, так как порождает коммуникативные модели и стандарты.
6. Так что вопрос о развитии сегодня – это вопрос об институциональном дизайне корпоративного мира, об институциональной силе и гибкости профессиональных сообществ, социальных структур, региональных элит и национальных государств.
