Диаспоральность

Мы живем в мире, для которого все более характерным становится постоянно нарастающая миграционная динамика, с одной стороны, порождаемая, а с другой — порождающая расхождение прежде единых оснований и горизонтов человеческого существования: национального, государственно-политического, цивилизационно-технологического, этнокультурного, этно-культурно-религиозного. Все это, на наш взгляд, симптомы и провозвестники становления нового мирового порядка.

Для того чтобы быть готовыми к возможным последствиям этого нового «переселения народов» в мире, вся карта которого поделена между национальными государствами, и удержать его в цивилизационном русле, необходимо распознать его будущие черты в исторически уже определившихся феноменах и тенденциях, выявить в них тот потенциал развития, который может быть освоен и использован для разрешения ключевых проблем наступающего тысячелетия.

Одним из таких феноменов — может быть, центральным в контексте миграционной динамики — является древний как мир, неизменно сопровождающий историческое человечество феномен диаспоральности и жизни в диаспорах.

Есть основания утверждать, что в этом феномене содержится исторически определенный ответ на вопрос о сохранении этнокультурной идентичности народов, их исторической судьбы в условиях перманентной миграции и национально-государственной формы человеческого существования. Причем ответ не гипотетический, умозрительный, а совершенно конкретный, прошедший проверку на историческую подлинность.

В свете этого исторического ответа одним из измерений формирующегося мирового порядка будет то, которое можно было бы обозначить рефлексивной метафорой «диаспора диаспор».

Это предполагает изменение отношения к феномену диаспоральности, опознание в диаспорах особых, исторически и социокультурно своеобразных организмов народной жизни, обладающих всей полнотой ее проявлений, а значит, и признание их полноправными субъектами народной жизни в глазах мирового сообщества.

Стоит оговориться, что придание феномену диаспоральности универсального значения, чем бы оно ни было мотивировано, пока может оцениваться лишь как культурно-политический и гуманитарный проект, требующий для своего разворачивания фундаментальной проработки на разных методологических и практических уровнях.

Такой проект мог бы объединить вокруг себя тех, кто заинтересован в поиске путей совмещения традиционных форм этнокультурных общностей с реалиями общецивилизационных процессов в мире. Разработка этого проекта могла бы стать своеобразным оселком, на котором могут опробоваться решения, связанные с идеей нового мирового порядка.

Смысл диаспорального существования, т. е. существования вне пределов автохтонной территории расселения своего этноса и вне рамок своей национальности, государственности, к настоящему времени существенно изменился. Из остаточного, пассивно изживаемого существования (с перспективой репатриации или ассимиляции) такое явление все чаще осмысляется как сознательно избираемая альтернатива, как экзистенциальный и/или социальный проект индивида или группы людей.

При этом стратегия диаспорального самоопределения воспринимается как стратегия максимальной самореализации (включающей в себя и реализацию этнически значимых составляющих существования), опирающаяся на возможности, связанные с процессами глобализации человеческого общежития, на такие его составляющие, как экономическая, технологическая, информационная интеграция и общецивилизационное выравнивание условий существования. Следствием этого процесса является все меньшая зависимость человека от места проживания и, значит, все более расширяющиеся возможности самостоятельного выбора и построения своего жизненного пути.

Если личный выбор в пользу жизни в диаспоре совершается более или менее стихийно и остается приватным делом предпринимающих такой выбор индивидуально, то надиндивидуальным участникам процесса диаспоризации (государствам-метрополиям, государствам-восприемникам и мировому сообществу в целом) предстоит принципиально самоопределиться по отношению к этому процессу. Это самоопределение потребует выработки новых культурно-политических и гуманитарных проектов, обещающих улучшение качества жизни, легитимацию и «мелиорацию» стихийно осуществляемых процессов диаспоризации.

К числу проблем, на решение которых придется, вероятно, направить свои усилия всем заинтересованным сторонам, можно отнести:

·     правовые проблемы (например, проблемы представительства от диаспор в глобальных, региональных и государственных институтах);

·     проблемы, связанные с культурным воспроизводством диаспор и сохранением культурной и религиозной идентичности этносов в диаспорах;

·     проблемы участия диаспор и имеющихся в них этнокультурных ресурсов в глобальном и региональном разделении труда;

·     проблемы психокультурного освоения людьми, проживающими в диаспорах, ситуации множественной идентичности (и освоения этой же ситуации населением метрополии и стран-восприемниц).

Модельной формой диаспоральности в эпоху становящейся синхронной связанности мира можно считать «полную»  мета-, супердиаспору, состоящую из трех компонент:

·     жителей метрополии, организованной как национальное государство, население которого обладает устойчиво выраженной этнической, культурной и/или религиозной идентичностью;

·     граждан страны-восприемницы, являющихся выходцами из метрополии, сохраняющих — в нескольких поколениях — историческую связь с метрополией, основанную на названной идентичности, и поддерживающих между собой достаточно плотные коммунитарные и определенные институциональные отношения;

·     выходцев из метрополии, дисперсно проживающих в любых других странах, также сохраняющих с метрополией историческую связь по идентичности, но не образующих достаточно плотных сообществ, как то имеет место в предыдущем случае (дисперсия).

Условимся впредь до особой оговорки называть диаспорой полную форму диаспоральности и остановимся вкратце на некоторых ее особенностях.

Метрополия сама является диаспоральным объектом, по определению, ибо вне контекста диаспоральности, т.е. без учета фактического или возможного наличия соотносимых с ней диаспор и дисперсий в других странах, никакое государство не может считаться метрополией (как «местоисходом» диаспоры).

Однако и в диаспоральном контексте метрополия, фактически, может быть полиэтническим, поликультурным или поликонфессиональным государством. Но и в этом случае ее население должно обладать достаточно сильной — традиционной или рефлектированной — этнокультурной идентичностью, ибо только в этом случае она может быть транслирована в страны-восприемницы.

Отношения между метрополией, диаспорами и дисперсиями с общей идентичностью исторически изменчивы, динамичны. С каждой исторической трансформацией мира (или его части) меняется структура этого отношения, смысл и ценность идентичности и диаспоральности.

Модельный характер этой формы диаспоральности связан не только с тем, что историческим прототипом ее являются этнически маркированные диаспоры. Не меньшее значение имеет то обстоятельство, что в условиях становящегося ныне миропорядка — информационной открытости и наблюдаемости, международно-правовой легитимации, уравновешивающей права человека и права государств, регулирования потоков миграции странами-восприемницами, дипломатической, финансовой, а иногда и военной поддержки и т.д. — этнически маркированные диаспоры приобрели качество стационарности (морфологической, структурной и динамической устойчивости). Все это создает предпосылки для принятия диаспоральности в качестве специфической международной реальности, а в случае некоторых диаспор выразилось и в прямой международно-правовой поддержке.

Хотя процесс диаспоризации мироустройства все еще находится в стадии предстановления, не получил общезначимых форм осознания и международно-правового выражения, наличие стационарных диаспор, основанных на этнокультурной идентичности, может служить отправной точкой прогностических размышлений о возможных перспективах и механизмах дальнейшей диаспоризации. Одна из таких перспектив связана с возможностями превращения дисперсий в диаспоры.

До эпохи синхронной связанности системы типа «метрополия  дисперсия» не являлись диаспорами и имели мало шансов спонтанно стать ими. Положение меняется по мере уплотнения сетевых и инфраструктурных связей между странами, организациями и сообществами. По достижении некоторой пороговой плотности сетевых связей (даже в условиях малой компактности проживания) простые коммунитарные связи членов дисперсии вполне способны трансформироваться в институционально-диаспорические.

По этим же причинам все государства становятся потенциальными метрополиями, а их население приобретает диаспорическую мобильность. В частном случае одно и то же государство может быть метрополией для различных диаспор и дисперсий.

С учетом исторической динамики — изменений государственной идентичности стран, их границ и этнического состава, изменений политической, культурной и религиозной идентичности этносов и т.д. — следует признать, что в каждом историческом настоящем определенность пространственной и временной локализации «точек исхода из» для прошлого, «точек пребывания в» для настоящего времени и «точек ухода в» для будущего может размываться и потому каждый раз нуждается в переопределении.

Осевую перспективу эволюции и развития диаспоральной организованности мироустройства можно видеть в становлении новых стационарных постдиаспор и новых форм постдиаспоральности, возникающих на основе сложившихся форм диаспоральности, а в дальнейшем способных к отрыву от них, трансформации и собственной эволюции.

Опыт анализа стационарных, этнически маркированных диаспор и специфической для них идентичности позволит указать на несколько типов прогностически возможных типов постдиаспор и форм постдиаспоральности. Основанием для такого указания является рефлексивно выделенные схемы исторической реализации этих диаспор и устройства их идентичности.